Хайдуров Ефим Леонтьевич - «Пистолет двадцать лет спустя...» Перед всем спортивным миром явился новый матчевый пистолет, созданный ХАЙДУРОВЫМ Ефимом Леонтьевичем - легендарным человеком, великим стрелком и тренером, известным всему миру по конструкциям спортивных револьверов и пистолетов. Чинуши в штатском и в погонах запрещали даже думать о создании нового спортивного пистолета, за двадцать последних лет ему не дали возможности воплотить в металле ни одного образца: «Это очень здорово, но никому не нужно!»
В эти годы страна воевала с внешними врагами и вела жестокую борьбу с сепаратистами. С военных складов, через щели на границах реки и ручейки нелегального боевого оружия растекались по стране. Но разрешить работать над созданием отечественного спортивного пистолета под крохотный спортивный патрон всемирно известнейшему спортсмену и инженеру они, чьи имена сейчас мало кто помнит, боялись. Вопреки всему, а не благодаря государству, военным ведомствам и структурам, заинтересованным в воспитании защитников Отечества, - исключительно при поддержке группы молодых энтузиастов матчевый пистолет конструкции Хайдурова для высших спортивных достижений увидел свет.
«Ружье» - российский оружейный журнал» представляет эту уникальную разработку, которая пополнит список оружия, относящегося к Национальному достоянию России... Хайдуров Ефим Леонтьевич - «Пистолет двадцать лет спустя...» Если говорить правду – она не очень лицеприятна. Задуман мной этот пистолет был еще в 1988 году, именно тогда мы обратились за получением лицензии. Я тогда был в ДОСААФе. В полиции ответили, что, мол, по письму принято положительное решение, и спросили, в какой форме дать ответ. Я, откровенно говоря, сделал оплошность, сказав, что мы всегда получали лицензии через спортобщество «Динамо», туда я и просил направить письмо. Через неделю звонят из МВД: «Вам отказали». На этом дело закончилось. Генерал, председательствовавший в обществе «Динамо» в то время, ставил вопрос так: пятьдесят процентов пистолетов «Динамо», остальные другим спортсменам. Например, мы с Разореновым в 1979 году изготовили восемь пистолетов «ХР-79» для скоростной стрельбы. Так и сделали: пятьдесят процентов «Динамо», остальные – спортсменам сборной СССР. С «ХР-79» успешно выступали на чемпионатах мира и олимпийских играх вплоть до 2004 года. Но на этот раз нам отказали - и все. С тех пор я ничего не смог сделать, начались эти новые положения с выдачей лицензий, в дело вмешалось агентство по обычным вооружениям.
В последние 20 лет я чувствую отторжение моей фамилии. …Началось это на совещании по револьверу (вы наверно помните «МЦ-4»). К 1961 году в ЦКИБ’е было разработано 4 модели револьверов: МЦ-4, МЦ-4-1, МЦ-2 и МЦ-4-3. Но ни один из них не был признан ведущими стрелками. В связи с этим руководство ЦКИБа настояло на проведении совещания в министерстве оборонной промышленности. Там присутствовал главный инженер Тульского оружейного завода. Полтора часа на высоких тонах шел разговор об общеизвестных вещах, потом решили прерваться. В перерыве я познакомился с Чернопятовым Владимиром Леонидовичем, главным инженером Тульского оружейного завода, он сказал: «…Я не могу понять, чего они хотят? Все и так ясно; нужно разработать револьвер, удовлетворяющий требования спортсменов. А у вас есть желание его сделать?» – «Да». – «Приезжайте ко мне на завод, я вам дам возможность работать».
Это было в июле 1961 года. 2 января 1962 года я смог появиться на заводе, мне дали место в КБ, а в феврале нужно было начать изготавливать детали, но мне их не делали, ссылаясь на загруженность цеха. Тогда я решил делать их сам, попросил главного инженера разрешить мне делать детали самостоятельно, также как и матчевый пистолет (в будущем ТОЗ-35). Начальник цеха стал возражать, но главный инженер Чернопятов ответил ему, что я фрезеровщик и лекальщик, так что мне необходимо дать все возможности. Я начал изготавливать детали револьвера, и в июне 1962 года, через полгода, завершил работу над ним. Кстати, этот револьвер находится в Санкт-Петербурге в Артиллерийском музее.  В 1962 году я с этим револьвером поехал на Чемпионат мира и занял в личном зачете второе место. Когда вернулся на завод, возник вопрос о постановке револьвера на серийное производство. Вопрос был положительно решен.
Раньше, перед началом работы над револьвером, я спросил у Чернопятова, а как быть с матчевым пистолетом? Он ответил: «Привези! Мы посмотрим» Я привез чертежи и два образца пистолета из шести доработанных, которые изготовил в 1961 году для армейских стрелков. Эти стрелки выступали с ним на соревнованиях, и один из них, Столыпин, в 1962 году стал чемпионом мира.
Но производство пистолета не входило в планы ЦКИБа, это та самая организация, которая стоит на страже – «Они не пройдут!» В феврале конструктор из ЦКИБа сказал конструктору из ТОЗа как бы мимоходом:
— Вы что, хотите нам вторую свинью подложить?
— Какую свинью подложили вам?
— Матчевый пистолет.
— А какая вторая свинья?
— А револьвер?
— Да вы что, ребята? Он его только начал рисовать. Когда Чернопятов как главный инженер принял собственное решение о постановке на производство револьвера и матчевого пистолета, он обрел очень больших недругов. Когда я приехал в феврале 1963 года на ТОЗ, он уже не работал! Мне сказали, что он по болезни ушел на заведование кафедрой РИПАМ Тульского политехнического института. А револьверу дали название ТОЗ-36. Для постановки на производство моего матчевого пистолета поручили Евгению Арсеньевичу Метле переводить мои чертежи в заводские, и получилось так, что в течение одного года завод стал осваивать сразу два изделия. За первую половину года завод получил револьвер, за вторую – матчевый пистолет.  Продолжение истории было как всегда весьма банальным: завод не успел выполнить полученный им заказ и не мудрствуя дал распоряжение перебить номера на изготовленных мною ранее двух пистолетах, и их отправили как изготовленные заводом. Завод вышел из положения, и лежат они теперь где-то. Я уехал, а через несколько месяцев они из вновь сделанных матчевых пистолетов прислали в ЦСКА два с сопроводительным листом: «В связи с тем, что ваши пистолеты реализованы, мы вам прислали два новых». Вот коротко история моих отношений с заводом того времени.
С тех пор мои отношения с заводом стали весьма натянутыми. У меня были хорошие отношения со всеми рабочими на заводе, кроме зам. главного конструктора. Название ТОЗ-35 – это его работа, а должно было – «ТХ- 62». В России есть общепринятое правило: ТТ (Тула, Токарев), ТК (Тула, Коровин)… По аналогии с ними, наверное, следовало поставить и год. Но это название не прошло, договорились ставить «ТОЗ-35», а в паспорте указывать имя автора разработки. Это было, на первый взгляд, маленькое изменение, но в жизни оказалось, что в паспорте год из года забывали поставить имя автора разработки. Со временем заводские инженеры твердо уверовали, что это чисто заводские разработки, ведь только они могли разработать такие пистолет и револьвер, оружие чемпионов (За разработки не был выплачен гонорар – ред.) Я на это дело смотрел тогда сквозь пальцы... Теперь о новом пистолете  Мы сохранили подвижную массу, которая воспринимает удар затвора. Затвор похож на затвор ИЖ-ХР-30. Положительные решения взяты оттуда, изменена конфигурация. Здесь сделано новшество: отработан амортизационный механизм – более четкий. Кроме того, в прицеле целики раздвижные, прорезь можно делать уже и шире, подобные устройства существуют. При изменении ширины прорези, ее середина должна оставаться на месте. Смешно говорить, но идею такого варианта мы хотели воплотить еще с Разореновым в 1964 году – с одним винтом. Секрет заключается в удивительно простом устройстве, правда, требующем абсолютно безупречного исполнения. Кроме этого в прицельном устройстве есть возможность быстро переходить от стрельбы по круглой мишени к скоростной стрельбе.
Сделано это для сокращения количества поправок при переходе от одного упражнения к другому.
И еще есть новшество: спусковой механизм имеет одно шептало, изменен характер спуска. Длинная пластинчатая пружина, которая давит на шептало, прогибается, и точка контакта как бы  прокатывается по шепталу. В начале нажима на спуск усилие 400-500 г, а заканчиваете спуск при усилии не менее 1000 г – все очень плавно. Все гоняются за хорошим спуском, и все стараются сделать его коротким. Я, как тренер, вообще не сторонник коротких спусков. Короткий спуск заставляет стрелка ловить момент наилучшего положения мушки относительно мишени, что способствует к появлению ошибки – "дерганию". Считаю, спуск идеальным, когда стрелок не знает точно, в какой момент произойдет выстрел, то есть отработан элемент неожиданности выстрела. Это момент чисто психологического настроя, когда стрелок точно знает, что он делает. Но важно еще и видеть, и удерживать идеальное положение мушки в прорези. Такую простую проверку я однажды провел. Подходит ко мне Рассказов Женя (тогда в Сухуми на 50 м тренировались):
— Я на 50 метров близкими девятками вырезал десятку, а очков нет, 91-93 очка. Надо сказать, что для членов сборной надо 94-95, даже до 98 очков в серии. Я ответил: "Сделаем первое предположение. Женя, ты видишь идеальное положение мушки в прорези?
— Вообще-то я хорошо вижу мушку.
— Хорошо – это не идеально. Давай начнем с этой проверки. Я забрал у него трубу, даю ему 10 патронов: "Пистолет у тебя пристрелянный?"
— Пристрелянный.
— Ты делаешь выстрел - и сразу отмечаешь, видел ли идеально мушку в прорези, и скажи мне отметку выстрела. Выстрел. Он делает контрольную десятку и спрашивает: "Ну как, хороший выстрел?"
— Меня интересует не то, что был или нет хорошим выстрел, а видел ли ты идеальное положение мушки в прорези или нет? Он пожал плечами и сделал еще один выстрел: "Ну как, хорошо?"
— Женя, ты взрослый человек или ребенок? Перед тобой поставлена задача: делаешь выстрел и сразу отвечаешь, видел ли идеальное положение мушки в прорези или нет; после выстрела сообщаешь отметку.  Только после третьего выстрела он сказал, что видел идеально мушку в прорези. Через несколько выстрелов говорит: "Ой, сейчас сделал ошибку, рука ушла до серединной девятки на 4 часа". Потом «10», «10», «10» и после очередного выстрела он сам говорит: "Ой, это габаритная девятка на десять часов, у меня проскочило движение руки". Смотрю в трубу: там действительно габаритная девятка. Делает еще выстрел, и я ему говорю: "Посмотри в трубочку – 98 очков". Женя повыше меня, он чуть наклонился, чтобы посмотреть в трубу, затем выпрямился, с минуту постоял молча и говорит: "Так в чем дело? То делал 91, 92, а тут 98 очков".
— Женя, ты меня извини, ты мастер спорта международного класса, ты член сборной команды, ты участник Олимпийских игр. Вы все гоняетесь мушкой за мишенью, именно мушкой, и забываете о том, что мушка в прорези должна быть идеальной. Если мушка в прорези идеальна, вот тебе и результат. Вам известно как делать, но во время стрельбы вас переклинивает, и вы начинаете ловить мишень. Вы, мастера, мушку в прорези умеете держать ровную, но приблизительно ровную, это дает близкие девятки. Необходимо хорошо знать теоретически технику выполнения выстрела и стараться ее придерживаться. Это осваивается на теоретических занятиях, которые практически почти не проводятся! Это простой случай. Занимаясь подготовкой стрелков, я нашел многие закономерности, жаль, что теперь никто как следует не занимается теоретической подготовкой стрелков. Современные тренеры говорят: "Вот нашла девушка изготовку – что я буду ее исправлять?". Почему на Олимпийских играх китайский стрелок время от времени подходит к тренерам, и они что-то ему говорят, наши же тренеры сидят на скамейке и молчат? В лучшем случае, смотрят в трубу, а ведь надо обращать внимание на то, что сделал стрелок и какую ошибку совершил, десятка – это результат, и необходимо понять, как он получился. Я среди стрелков-тренеров наработал некое недовольство. Почему? Даже винтовочники подходили ко мне, пистолетному тренеру, ревность какая-то появляется: "Что он там, пистолетчик, может сказать винтовочнику?". А с винтовочниками я много работал, особенно с армейцами… |
